Я была очень привязана к своей маме. Она родила меня, когда ей было 40 лет. В семье уже были пятнадцатилетний сын и двенадцатилетняя дочь. Мое появление у мамы в животе было неожиданным для всех. Когда я стала совсем взрослой, мама призналась, что папа настаивал на аборте, но срок оказался очень большим, и врач честно сказал папе: Вы хотите потерять свою жену? Тогда дальше настаивайте на своем, потому что аборт она не переживет. Папе пришлось смириться, правда, после он уже с огромным нетерпением ждал моего появления.

Мама говорила, что она сразу поняла, что будет девочка. Тогда не делали УЗИ и узнавали о поле ребенка только на родах. Папа тщетно верил, что будет сын. Мама устроила конкурс в семье на мое имя. Все написали на бумажках разные имена, женские и мужские, которые им нравятся, затем бумажки положили в папину шляпу и перемешали. Сестра вытянула бумажку с именем Марина.

Я долго не хотела выходить на свет. Мама родила меня на десятом месяце 24 июля 1978 года. Она говорила, что родила меня на свою старость. Это отдельная тема, с которой мне пришлось потом долго разбираться с психологом. Ведь по сути мы рождаемся не кому-то на старость. Это определило мамино отношение ко мне. Она воспитывала меня своей личной дочерью. Был даже случай в детстве, когда мама попросила потереть ей спину в бане. На что я спросила у нее: к телу приучаешь? Мама опешила. В этом, видимо, была доля правды. Сестра оказалась очень брезглива по своей натуре и даже не любила, когда до нее дотрагивались. Я же была ее полной противоположностью – очень тактильный ребенок. Еще в детском саду всем в группе вытирала носы своим носовым платком, следила, так сказать, за чистотой и порядком. Во мне не было ни грамма брезгливости. Родители даже думали, что я могу стать врачом, но я, конечно же, хотела быть актрисой. «Идешь, все тебя узнают!» - мечтательно произнесла однажды.

Когда я достигла подросткового возраста мама приближалась к пенсионному. Для нее это был трудный период. Мы уже жили втроем. Брат уехал со своей семьей в другой город, сестра жила в своей квартире, но приезжала к нам на выходные. У родителей сформировалось большое хозяйство, где по большей части работали мы с мамой. Пару лет я это принимала как должное, но когда мне исполнилось 15, то мои интересы уже никак не соприкасались с разведением свиней или дойкой коровы, а еще этот гигантские огород в летний период, который нужно было полоть и поливать. Это была не дача, на которую можно не поехать. Все это было под нашими окнами.

Долгое время я не понимала, почему при всех папиных возможностях, он не купил кирпичный двухэтажный коттедж с небольшим участком, а купил этот старый дом с огромным клочком земли, где в пору можно было высадить аллею деревьев и устраивать вечерние прогулки всему городу. Все дело в корнях и традициях, что мы несем в себе. Он родился в деревне, где большой деревянный дом и огромный двор считался главным достижением уровня достатка. Так что, получив возможность, он создал именно то, что считалось на его родине высшим проявлением богатства и власти.

Меня воспитывали покорной и удобной для родителей, главной их помощницей. Только мама сделала еще так, чтобы я была только на ее стороне. Потому что папа потерял ее доверие уже очень давно. Он ей изменял. Конечно, тогда я об этом и не подозревала, об истинных причинах их ссор. А ругались они постоянно. Мама, как учитель, обладала очень громким голосом, который еще имел особый низкий тембр. Вспомните голос Фаины Раневской. Вот что-то близкое к нему.

Эти мамины крики стояли у меня в ушах еще очень долго, а главное, они меня пугали до состояния паники. Во время их ссоры я всегда выбегала к ним, рыдала и просила прекратить. Так как мы были втроем, то меня одну они уже не боялись, поэтому пока мама не убегала с рыданиями в другую комнату, ссора не прекращалась. Конечно, я бежала за ней, обнимала, целовала, просила перестать плакать, говорила, как я люблю ее. Через какое-то время мама утирала свои слезы, отстраняла меня рукой и с каменным лицом или сидела в кресле, или шла что-то делать на улицу. В тот момент я была ей совсем не нужна. Потом она с таким же каменным лицом говорила, что папа – это главное зло и боль в ее жизни, что он совершенно ее не любит и не ценит, что делает все, лишь бы ей было плохо, а она отдала всю себя ему, всю свою любовь и силы.

Папа шел пить. Со временем он все реже находился дома вечерами: уходил в гараж, или копошился с животными, часто просто сидел в бане с кем-то, вдруг ниоткуда взявшимся, мужичком, соседом или коллегой, и пил водку. Приходил домой затемно, шатаясь и грохая чем-то в коридоре. Мама смотрела на него с презрением, которое потом все-таки передалось и мне. Лишь спустя годы, я попросила у папы прощения, что так вела себя. Мне стыдно до сих пор, что поддалась маминому влиянию, что не могла видеть сама. К сожалению, я действительно не могла. Мама сделала все, чтобы мы не сближались. Полагаю, это была ее месть за измены. Ведь папа любил меня безгранично, а видеть в моих глазах презрение и нелюбовь, это было очень больно. Вот так родители решали свои проблемы за счет меня.

Когда я стала взрослеть, то эти ссоры уже стояли у меня поперек горла. Я больше не выбегала к ним, а пряталась в своей комнате. Вот только стала прятаться в ней постоянно. Попросила заменить маму мне изящные тюлевые занавески на тяжелые непроницаемые гардины, которые были закрыты даже днем. Меня ужасно раздражал дневной свет. Заходить в мою комнату было запрещено. Вы скажете, что это типичное поведение подростка. Возможно. Только та боль, которая витала в нашем доме, делала меня замкнутой. Я была бессильна от нее избавиться, но отгородиться могла. Вот я и отгораживалась. Потом в моей жизни появилась Надя, за которую я держалась, как за соломинку. Когда мы с ней общались, я забывала о тех проблемах, которые были вокруг меня.

Позже во вне стал рождаться гнев, который я выплескивала на родителей по очереди. Мама, видя во мне свою личную дочь, совершенно не могла смириться с тем, что я стала от нее отдаляться. Если на папу я просто тихо шипела сквозь зубы, то маме доставалось от меня по полной. Мы стали ругаться с ней так же громко, как и они с папой. Она могла влететь в мою комнату в 8 утра в субботу, когда я еще спала, громко крикнуть «просыпайся, пора работать» и резко раздвинуть шторы. Это ужасно бесило. Тут уже папа вступался за меня. Он очень часто осаживал маму и жестко говорил: Прекрати на нее орать!

Я с нетерпением ждала сестру на выходные. Тогда родители становились немного спокойнее. Наташа уже работала. Она была успешным и уважаемым учителем в школе. В нашей семье к ней тоже относились с большим уважением, особенно папа. У Наташи был научный склад ума, она была рассудительна и умела всех развести по углам, если начиналась семейная разборка. На маму Наташа с детства имела странное влияние. Она могла сказать ей твердо: я не буду это делать, одевать или есть! И никто не мог ее заставить изменить свое решение. Еще у Наташи бывал такой взгляд, от которого мама тушевалась и просто махала на нее рукой. Мы с сестрой пережили в свое время несколько конфликтных ситуаций, но Наташа была еще и мудрой девушкой и хорошо знала наших родителей, что со временем мы сдружились. Наташа оказалась очень преданной и верной сестрой и до сих пор остается ею.

Конечно, бывали дни, когда мама успокаивала свою боль, немного расслаблялась и просила у меня прощения, что кричала. Объясняла тем, что делает это от усталости. Говорила, что очень меня любит, но не может не злиться на папу. Она признавалась, как ей трудно с таким мужем, что-то рассказывала про папу, то что не делало его героем. Так во мне только закреплялось отторжение к нему. Однако любовь к маме становилась сильнее. Я очень боялась, что с ней что-то случится. Ведь ее рыдания не были тихими в подушку, она каждый раз словно задыхалась и причитала, что так больше не может, что у нее болит сердце, что папа сведет ее в могилу.

Знаете, мама до сих пор имеет на меня самое сильное влияние. Ей сейчас 86 лет. Папа давно умер. Мы пережили многое, в том числе принятие и прощение, с папой тоже. Только я все никак не разберусь с тем, что же тогда произошло с нами. Был ли у меня выбор? Были ли выбор у мамы? Ее мысли, слова и действия стали для меня, как сейчас принято говорить, травмами, изменившими мое мировоззрение. Когда я возвращаюсь к событиям тех лет, то все свожу к маме. От нее зависели мы все. Неужели материнская энергия имеет такое колоссальное влияние на семью. Я сама не мама. Есть ли выбор быть матерью и посвятить себя семье, или быть творцом и посвятить себя реализации своих идей. Предрешен ли он свыше или зависит от нас? Я только сейчас разбираюсь с этим. Да вообще, что такое выбор? Мы основываемся на своих чувствах или рассуждениях, как будет лучше. А потом все оказывается вообще не так и не те люди рядом, и ты сам как будто не можешь ничего изменить, или можешь? Все эти рассуждения, что, оборачиваясь назад, мы понимаем, что что-то нас будто вело именно к тому моменту, где мы сейчас, вызывают у меня сомнения. А что если произойдет в корне иначе и тогда к какому моменту нас приведет? К такому же?

Весь мой дальнейший путь будто сформировался именно в тот 1994 год. Могла ли я сделать самостоятельный выбор? Возможно. Могла ли повести себя иначе моя мама? Не знаю. Я хочу предположить, что могла. Тогда дальше могут развиваться две истории: реальная и параллельная. И мне интересно, к чему они приведут. Будет ли у них точка пересечения. Нас учили, что параллельные линии не пересекаются, но когда их рисуешь до горизонта, то видишь, как они сходятся в одной точке.