Однажды по литературе нам дали студентку-практикантку. С ней мы проходили поэзию Серебряного века. Она оказалась очень интересным человеком и быстро считала наш бунтарский характер. Предложила подойти к обучению стихов нестандартным способом – представить их как спектакль с участием нескольких актеров. В то время было такое мероприятие под названием «Смотр самодеятельности». Каждая группа должна была представить свой номер. Это могли быть танцы, песни, чтение басен и т.п. Наша практикантка поставила с нами номер по мотивам стихов футуристов. Желающими выступать вызвались оба Жени, мы с Людой, Надя и ее девчонки - Оля и Наташа Е.

Наше выступление произвело настоящий фурор – оно было вообще не понято публикой. А мы от этого испытали настоящий восторг, ведь именно так и восприняли стихи футуристов в свое время. Честно сказать, кто не изучает поэзию более глубоко, то действительно сложно понять, о чем идет речь. Мы же выпендрились, как надо. Начали выступление спиной к зрителю. Этот ход придумал Женя Н. Каждый выкрикивал по строчке:

Бобэоби пелись губы,
Вээоми пелись взоры,
Пиээо пелись брови,
Лиэээй — пелся облик,
Гзи-гзи-гзэо пелась цепь.
Так на холсте каких-то соответствий
Вне протяжения жило Лицо.

Велимир Хлебников, 1908-1909

Развернувшись к зрителю мы продолжили, при этом каждый делал какое-то странное движение:

Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
Удивительно вкусно, искристо и остро!
Весь я в чем-то норвежском! Весь я в чем-то испанском!
Вдохновляюсь порывно! И берусь за перо!
Стрекот аэропланов! Беги автомобилей!
Ветропросвист экспрессов! Крылолёт буеров!
Кто-то здесь зацелован! Там кого-то побили!
Ананасы в шампанском - это пульс вечеров!
В группе девушек нервных, в остром обществе дамском
Я трагедию жизни претворю в грезофарс...
Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
Из Москвы - в Нагасаки! Из Нью-Йорка - на Марс!

Игорь Северянин, 1915

Потом вышел дуэт из двух Жень, они читали по очереди:

Нервы —
большие,
маленькие, —
многие! —
скачут бешеные,
и уже
у нервов подкашиваются ноги!

А ночь по комнате тинится и тинится,—
из тины не вытянуться отяжелевшему глазу.
Двери вдруг заляскали,
будто у гостиницы
не попадает зуб на зуб.
Вошла ты,
резкая, как «нате!»,
муча перчатки замш,
сказала:
«Знаете —
я выхожу замуж».

Что ж, выходите.
Ничего.
Покреплюсь.
Видите — спокоен как!
Как пульс
покойника.

Помните?
Вы говорили:
«Джек Лондон,
деньги,
любовь,
страсть»,—
а я одно видел:
вы — Джиоконда,
которую надо украсть!
И украли.

Опять влюбленный выйду в игры,
огнем озаряя бровей загиб.
Что же!
И в доме, который выгорел,
иногда живут бездомные бродяги!
Дразните?
«Меньше, чем у нищего копеек,
у вас изумрудов безумий».
Помните!
Погибла Помпея,
когда раздразнили Везувий!

Владимир Маяковский, 1914-1915. Отрывок из поэмы "Облако в штанах"

Когда ребята закончили, в зале наступила гробовая тишина, после раздались несмелые аплодисменты.

Мы сошли со сцены в зал. Он делился на две части, между которыми был широкий проход. В середине тоже был проход уже по ширине зала. В первом ряду этого прохода сидели наши одногруппники. Они встречали нас улюлюканьем и аплодисментами. Я увидела, как Наташа Щ. машет мне рукой, чтобы села рядом. Я поддалась этому и села справа от нее. Концерт продолжился. Наташа взяла мою левую руку в свою и стала водить большим пальцем по моей ладони. Сначала я замерла, а потом отвлеклась на то, что было на сцене. Там пели какую-то пионерскую песню. Однако этот жест потом долго не забывался. Что-то было в нем и странное, и очень приятное. Ее ладонь была очень маленькой, как и пальцы, а ногти наоборот очень длинные - покрашены белым лаком. После легкого касания подушечкой пальца она вдруг проводила по коже ногтем. Это вызывало у меня мурашки.

После выступления Женя Ф. стал более разговорчивым. Как-то мы шли на физкультуру, которая проходила в отдельно стоящем спортивном зале. Женя вдруг примкнул ко мне и спросил:
- Как поживаешь?
Я посмотрела на него с удивлением. Он сделала вид, что не заметил этого, и ждал ответа.
- Хорошо поживаю.
- Знаешь, я не мог тогда иначе.
- Что именно?
- Ну, я замкнулся в себе. Дома были проблемы, потом в театральной студии готовились к спектаклю. Мы уже несколько раз отыграли его - «А зори здесь тихие…». Читала эту повесть?
- Нет. Было бы интересно посмотреть сам спектакль.
- Да, я знаю. Как-нибудь приглашу.
Мы шли какое-то время молча. Потом Женя снова заговорил:
- Мне очень сложно общаться с людьми, особенно со сверстниками. Они кажутся какими-то глупыми.
- Глупыми? – удивилась я.
- Да, поговорить с ними не о чем.
- Почему ты тогда решил со мной заговорить?
- Ты не глупая.
Я посмотрела на него с недоверием. Женя только рассмеялся. Потом резко перевел тему:
- Ты ходишь к Валентине Андреевне в выходные?
- Нет.
- Приходи в эти, я там буду глину месить и помогать ей обжигать игрушки.
- Хорошо, если получится, приду.
Мы подошли к спортзалу, Женя быстро прошел вперед. Ко мне подошла Люда и спросила:
- О чем вы говорили? Что это он вдруг решил заговорить?
- Не знаю. Говорили о занятиях.
Мне не хотелось делиться с Людой этим разговором. Он предназначался лично для меня. Вот только на душе было странное чувство. Женя вроде и пригласил, но я почему-то не верила, что он снова не перестанет общаться.

В субботу я пришла в художественную школу. Валентина Андреевна преподавала у нас прикладное искусство – роспись по дереву и керамике. Женя Ф. уже возился с глиной. Увидев меня, помахал глиняной рукой. Валентина Андреевна была доброй, но строгой и просто так не давала никому отсидеться. Положила передо мной кусок глины, рядом положила образец и сказала: «Лепи». Женя что-то рассказывал про глину, как правильно ее нужно месить и всякие, как сейчас говорят «лайфхаки». Помещение было общим, так что вокруг сидели дети 5 класса, стоял гул из голосов. Только дети рисовали какую-то вазу. Было видно, что получается далеко не у каждого. Валентина Андреевна отпускала шуточки по поводу нарисованных ваз, ребята хохотали. Обстановка была довольно демократичной. У нас на уроках нельзя было расслабиться - рисовали в тишине. После того, как я слепила дымковскую лошадку, спросила у Жени, собирается ли он домой. Женя ответил, что будет здесь до позднего вечера. Я собралась и ушла.

После этого мы не общались как-то особенно ни в училище, ни вне его, но Женя стал более доброжелателен к нам троим, иногда даже шутил на переменах. Как-то на перемене между занятиями по рисованию забрал у меня крышку от акварельных красок. Он была картонной. Мы с Людой вышли пройтись по коридору, чтобы размяться от долгого сидения. Когда я вернулась, то увидела, что на моей парте лежит крышка вся в каких-то надписях. Одна из них была такая: «Из твоих уст да мед пить». Я зависла: Что? Уст? Мед? Дотронулась до плеча Жени, он развернулся, и я спросила:
- Что это значит?
Женя ответил:
- То и значит, - загадочно улыбнулся и сразу отвернулся.
Мы с Людой переглянулись, а я подумала про себя: «Как вы все меня уже замучили своими загадками!».

Эта крышка с красками до сих пор хранится у меня в специальной коробочке с разными фотографиями, открытками, письмами, в общем, воспоминаниями. «Твоими устами да мед пить!». Это слишком милая фраза, написанная Жениным почерком, чтобы ее выкинуть.